|
|
Ничего не слыхали про смерть кошкодава Васьки Греха? А дело то было в Рамони в стародавние времена. Неизвестно откуда каждый раз появлялся в Рамони с товаром местный меняла по прозвищу Грех. Был он черен лицом и с кривыми зубами, а его скрипучая телега, запряженная ребрастой лошаденкой, была знакома почти всем жителям кривых нагорных рамонских улочек. Не то армянин, а може еще кто, был тот меняла, впрочем, даже национальность к нему отношения не имела. Лишь характерный южный акцент выдавал в нем нерусского человека.
Жил он много лет под горой в старой халупе и не имел друзей. Промысел его был хоть и нужен, да уж сильно паскуден. |
Въезжая в Рамонь, он хрипло покрикивал матерком на едва плетущуюся клячу, приосанивался и здоровался с любым встречным - поперечным пацаном, ловко сплевывая на дорогу, не вынимая цигарки изо рта, только придерживая ее двумя прокуренными пальцами:
—Здорово, рыбачок! Кошка-Жучка поспела?
Даже не выслушав ответа, Васька отворачивался в сторону, и оценивающий взгляд менялы по-хозяйски шарил за плетнями и заборами, выискивая живность.
А по селу уже неслось из двора во двор:
—Васька Грех появился! Товару везет! Кошкодав едет!
С очередным его хозяйским визитом в Рамонь, особенно по первому утреннему морозцу, недосчитывались дворы кошек и собак, а порою и до нескольких десятков мявкавшей и гавкавшей животины.
Селяне старательно волокли к телеге Васьки-кошкодава на обмен разное: кто завалявшуюся овечью шкуру, кто старые латаные дедовы валенки или побитый молью, невесть где доживавший свой век половик. В ход шло все: старая лошадиная кость, еще в прошлом году притащенная «ничейным» кобелем со свалки, прожженные бабьи чугунки, тресканые и битые сковороды, давленые жестяные кружки. Но особенным пристрастием был отмечен Васька Грех к мелкой живности. Из шкур и шкурок жучек и мурзиков выходили из-под его рук замечательные кацавейки, безрукавки и шапки, в которые он старался одеть большую часть Березовой волости. Меха из кошки назывались «колотковые», а собачьи — «сторожковые».
Для местной пацанвы — кошкодав Васька Грех был единственным поставщиком фабричных крючков и свинцовых грузил на снасть для различной рыбы, коей в этих краях было великое множество. Но однажды вышел такой случай.
Кинув очередную убиенную о колесо телеги бездушную жучку в кучу, а заодно помянув ее хозяйку словами: «Не мой грех, а твоей хозяйки!», кошкодав насмешливо взглянул на дряхлую женщину, чью мелкую смоляную шавку он водрузил поверх остальных убиенных зверушек Со странной улыбкой старуха указывала высохшим пальцем на дорогой костяной гребень, лежавший у менялы отдельно от другого товара.
— Сдурела, старая! За твою худобу блохастую — таку ценную вещь?
— Собака что надо! Мех-то «сторожковый», — огрызнулась та.
— А гребень — отложен. Шурка Рыжая пару валенок и Жучку свою сейчас притащит.
— Ну, это тебе не на базаре, я же первая свою лохматку привела!
Вцепившись высохшей дланью в роскошный гребень, бабка с натугой тянула его к себе. Васька Грех, истерично гогоча, не уступал ни сантиметра, зажав ценный товар в огромном кулаке. Борьба явно была не равной, но что-то невыразимо злое было в лице и поведении скандалистки. Да и раньше он ее здесь что-то не встречал... Сверлила взглядом проклятая старуха, и блестевшая на солнце жирная дорожная грязь отражалась в застывших глазах ее убиенной шавки. Кошкодав затравлено озирался, но, как на грех, в тот час на горизонте никто не торопился появиться.
Вдруг старуха топнула ногой, выпустила гребень и проговорила:
— Не хочешь ты, Васька, по-хорошему, по-другому возьму. Ты еще не знаешь, кто я! Хочешь, познакомимся поближе?
Ухмыльнулся Васька:
— И кому нужна ты, старая! Мне-то к чему?
— Да не я тебе, ты мне нужен. Я — смерть твоя! Глянул с испугом на старуху меняла: «Вот и смертушка моя пришла!» и помер на месте. А женщина - смерть взяла гребень и не спеша пошла прочь, чему-то улыбаясь беззубым ртом. Тронулась следом за ней и Васькина кляча. А с телеги, ожив и прыснув в разные стороны, разбежались «колотковые» да «сторожковые» созданья — бездушные мурзики, шавки и прочие кабыздохи. И даже товар — новые кацавейки с треухами послетели с мест и улеглись, как живые, вдоль пути Васькиной телеги. Брызнул неожиданный серый дождь от набежавшей на солнце тучи.
...Лежал черным лицом вверх рамонский меняла Васька Грех с перекошенным от ужаса ртом. С чем его и похоронили на здешнем погосте, в тихом праведном уголке. Народу на похоронах было немного, но зато брехали в кустах сирени бездушные собаки, собравшись в стаю. Появились даже те, что были проданы меняле в последний день его земного бытия и жестоко мстили потом своим хозяевам за этот грех. Потому боялись выходить по ночам на улицы местные любители товара Васьки Греха. И долго еще то одного, то другого рамонца находили загрызенными у собственного порога бездушными зверьми... | 
