Я стою в Зале Героев перед мраморной доской выпускника Рамонской школы Саши Васильева, в 1984 году погибшего в Афганистане. Практически, моего ровесника. Открытое лицо, добрый взгляд – совсем не хочется думать о войне… Но Саши нет, значит, война была, была тогда, когда мы ещё не родились. Она унесла 13 833 жизни. Большинство из них – мои ровесники.
В музее Рамонского лицея.
В актовом зале Рамонского лицея.
Встреча с афганцами.
Значит, Афганистан – это трагедия тех, чья юность оказалась опалённая войной и афганским солнцем. И среди них – рядовой, старший вожатый собак взвода разминирования Васильев Александр Викторович.
Из материалов нашего краеведческого музея я узнал, что Саша родился 23 марта 1963 года в селе Пчельники Рамонского района. Окончил 8 классов Рамонской школы, потом наш Берёзовский сельскохозяйственный техникум.
|
|
C 6 мая 1982 года, по призыву Рамонского районного военного комиссариата, начал военную службу в Вооружённых Силах Союза Советских Социалистических Республик. Учебную подготовку Саша прошёл в городе Дмитрово Московской области (по сведениям Рамонского РВК).
В Афганистане с ноября 1982 года. Службу проходил в воинской части 39 705 в 541 отдельном инженерно-сапёрном батальоне. Верным другом на дорогах войны в Афганистане стала его собака Диана, своим тонким чутьём обнаруживающая мины на дорогах, горных тропах и перевалах.
Погиб Саша 23 апреля 1984 года недалеко от перевала Саланг вместе со своим земляком, воронежцем, старшим лейтенантом Сорокиным Андреем Викторовичем. |
О том, как это произошло, я узнал из письма командира роты Михаила Рябова бывшему замполиту этой же роты Станиславу Малеванному, опубликованного в книге «Прощай, "шурави”». Вот строки из этого письма, повествующие нам о гибели Саши:
«… Тяжело об этом писать, но я попробую. 23 апреля 1984 года группа в составе старшего лейтенанта Сорокина, лейтенанта Смирнова и с ним 16 бойцов на трёх БТРах вели колонну в направлении Доши. В районе кишлака Сангсулак их ждала засада…
Засада была рассчитана на колонну и выставлена на протяжении пяти километров. Наши шли впереди. Андрюха ехал с Яневым. В БТРе сидели Жердев, Васильев (собаковод). Внутри находились 50 килограмм тротила… Первая граната попала прямо в укладку ВВ… От БТРа осталась носовая часть и разбитые двигатели… Второй БТР, Агафонова, стал сдавать назад, но пуля пробила его проводку и он остановился. Третий БТР, Деманова, встал с перебитым радиатором. Огонь по группе "духи” вели с двух сторон: с отвесной скалы и с зелёной зоны простреливалось межколёсное пространство.
В этом бою погибли старший лейтенант Смирнов, старший сержант Ищук, младший сержант Агафонов, рядовой Янев, рядовой Ильченко, рядовой Васильев. На месте боя обнаружено 28 убитых бандитов. Все остальные из группы были ранены».
Ценой жизни сапёров колонна избежала ловушки. За этот бой Саша Васильев и его погибшие товарищи награждены Орденом Красной Звезды (посмертно) и медалью «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа».
Только из одного этого письма мы можем сделать вывод, что наши военные честно и мужественно выполнили свой долг. Кто не избежал смерти, были похоронены на Родине, хотя и с почестями, но без огласки, где они погибли. На мой взгляд, такой «несуразице», царившей тогда в нашей стране, нет оправдания.
Генерал-полковник Г.А. Стефановский, бывший член Военного совета Туркестанского округа в своей книге «Пламя афганской войны» не скрывает: «Фамилии, имена и отчества погибших уже замелькали в разного рода донесениях, документах и справках, но в радиоэфир оборванные жизни шли под мрачным кодом "ноль двадцать первый”.»
Он вспоминает: «через некоторое время обработают, обернут целлофаном, заварят в цинковый гроб, оставив маленькое окошечко, и обобьют досками. Пройдёт прощальный митинг. Боевые друзья проводят в последний путь товарища, каждый будет вспоминать, когда и при каких обстоятельствах виделся последний раз с живым старшим лейтенантом или сержантом
Затем их погрузят в транспортный самолёт. Бортмеханик осмотрит большие опечатанные деревянные ящики, со вздохом пометит что-то в бумагах и отправится к командиру экипажа, докладывать, что всё готово к перевозке. С этого момента самолёт превращается из небесного трудяги - грузовичка в "Чёрный тюльпан”. Чёрный тюльпан – это радио позывной. Этим позывным вызывали самолёт. "Груз двести” – так по коду обозначали погибших. Гроб с телом погибшего сопровождал тот, кто был с ним в последнем бою или друг, или офицер из той части, где он служил. В самолёте, который отправляли на Родину, кроме экипажа, никого не было. Самолёт летел по очереди в те города, посёлки и сёла, откуда были погибшие».
А в Союзе, на каком-либо провинциальном, как правило, аэродроме его отправляли на самую дальнюю стоянку и подальше от глаз. Экипаж, измученный долгим перелётом, отправлялись искать столовую и ночлег, а горькая весть уже поднимала на ноги всё военкоматовское и гарнизонное начальство. Начиналась обычная суета по похоронному обряду погибших воинов.
У Александра Розенбаума, не раз бывавшего в Афганистане, и выступавшего перед нашими военными, в песне звучат следующие строчки:
"В Афганистане,
В "Чёрном тюльпане”,
С водкой в стакане
Мы мирно плывём над землёй.
Страшная птица
Через границу
К русским зарницам
Везёт ребятишек домой… ”
Хоронить «афганцев» с почестями на Родине не п о л а г а л о с ь. Хоронили тихо. Но как бы тихо родители не прощались со своими сыновьями, о горе узнавали многие. Как бы строго ни запрещали надписи на могилах "погиб в Афганистане”, все знали – погиб именно там.
Так было и в Рамони. именно так хоронили и Сашу. Рамонь помнит это до сих пор.
Вспоминает жительница Свиридова М.М. – супруга офицера-афганца Свиридова Г.В.
«Мы с супругом были в военном отпуске, отдыхали у его родителей в Рамони, на улице Мира. Жаркий июнь 1984, начало лета. Яркая жизнь, радужные палисадники пионов. Внезапный страшный, душераздирающий женский крик заставляет вздрогнуть и ощутить животный страх неотвратимой беды! Люди выбегают из домов. Увидев бежавших односельчан к маленькому дому на улице Мира семьи Васильева, все двигаются туда. Все громко кричат и переспрашивают друг друга: "Саша Васильев погиб в армии?”, ”Васильевым привезли гроб сына!”. Народ подходил и подходил. У дома все замолкли. Слышны были только душераздирающие рыдания матери Саши – Александры Павловны. Соседи по очереди входили в дом. Цинковый гроб с маленьким окошком, по которому с внутренней стороны ползли трупные черви…»
Это была смерть с далёкого Афганистана, впервые заглянувшая в глаза рамонцам. Саша погиб 23 апреля, а гроб по неизвестным причинам в Рамонь привезли только в начале июня.
Афганистан – ты незаживающая рана российских матерей, ты боль утрат любимых сыновей, живая боль на всю оставшуюся жизнь.
Смерть Саши стала для его семьи страшным потрясением. Я хочу понять, почему замалчивались афганские события? Где можно найти ответ? Может, в письмах рядового Васильева, которые он отправлял домой?
«… И ещё хочу сообщить вам, что я служу в Монголии. Сейчас мы проходим акклиматизацию, через две недели раскидают по частям. Здесь у нас хорошо, тепло, кругом горы. Следующее письмо напишу из части, куда меня отошлют. 24 ноября 1982 года».
«… Мама, сегодня я именинник, сегодня я ничего не делаю. Вот сейчас лежу на траве и пишу тебе, мама, письмо. Рядом лежит моя собака Дина. Такой солнечный день, тепло, 15 градусов в тени. Интересно, что вы там делаете? Бабушка, наверное, печет блинчики мои любимые. А я вчера купил 3 банки сгущенного молока, 3 пачки печенья и 4 пачки конфет (5 р занял). Сегодня вечером соберемся, выпьем по кружечке водички и печеньем закусим (шутка).
Мам, ты береги себя, не болей и не волнуйся. Бабушка, как там ты, не болеешь? Спасибо тебе за Женечку. Бабуль, ты бы мне про Женечку написала что-нибудь, ведь ты с ней больше всех сидишь, а то Люба мне мало про нее пишет. 23 марта 1983 г.».
«Что-то вы мне перестали писать, я не пишу и вы молчите, у меня есть на то причина, что не могу писать, частые командировки. Дела у меня идут нормально.
Я жив и здоров, чего и вам желаю. Жара у нас уже спала, самая большая +30 градусов, по утрам уже холодновато становится. Мама, как вы поживаете, как ваши дела дома и на работе, где сейчас работает папа? Что нового в Рамони?
У нас ничего нового нет, все по-старому, каждый день одно и то же, уже надоело до чертиков. Когда же домой…».
«Вчера приехал из командировки, был там целых две недели. Я очень рад, что из вас никто не болеет. Что там в Рамони нового, что построили? Как у нас дома дела и на работе? Соскучился я по всем, но ничего, осталось немного. 25 октября 1983 г.».
Едва ли в каждой российской семье, как дорогие реликвии, бережно хранятся письма с «той», теперь уже далёкой войны. Письма родных и близких, не вернувшихся домой. Теперь к ним прибавились свежие, ещё не пожелтевшие от времени. Чем же они отличаются – разве что формой: там – треугольники, здесь – конверты.
А содержание, глубинная суть на удивление схожи. И те, и другие словно пропитаны трогательной заботой о мамах и папах, сестрёнках и братишках, бабушках и дедушках, а также страстным желанием жить. "Ждите меня – и я вернусь!” – и сквозь неторопливую вязь мальчишеских почерков и беглую россыпь торопливых строк, брошенных на бумажный лист перед походом, боем, дежурством, подобно упругим побегам пробивается эта мысль, хотя авторы не всегда выставляли её на показ – напротив, чаще всего тщательно маскировали. Причём, совершенно не важно, кто их писал – новобранец или ветеран, рядовой или офицер: война нивелирует чувства, обостряя главные, стирая второстепенные, хотя, впрочем, не разложить их вот так по полочкам.
И всё же они возвращались домой не в цинковых гробах на крыльях «Чёрного тюльпана». Они возвращались в родные места орденоносцами, обретали вторую жизнь в образе бюстов и стел, обелисков и гранитных плит с выбитыми на них именами героев. Они возвращались к нам, живым, незатухающим эхом вечной памяти. И это всё, что остаётся от человека, проживающего на земле 19-20 лет – волнующий воображение след. По крайней мере, для нас, мальчишек, примеряющих их подвиг "на себя”.
М. Пушкарев
Ученик 11 "А" класса
Рамонский лицей | 
