А Рамонъ до сих пор люблю. Красивая она очень!
Профессор ТВ. Антюхин
Жил на одном рамонском кордоне лесник, женой которого была самая настоящая княгиня. В младенчестве она осталась круглой сиротой, и ее тетками было принято решение отдать малышку в Александрийский приют для девочек, который располагался в Воронеже у Каменного моста. Что послужило поводом для этого, теперь никто не разберет, но, как говорил мне ее внук, воронежский профессор, для его бабки это был не самый плохой выход из постигшей ее беды.
Жизнь в приюте была интересной, воспитанницы получали специальность золотошвейки, изучали иностранные языки и гуманитарные науки, что впоследствии давало им возможность поступать в другие учебные заведения. Сироты-выпускницы не имели средств и жилья, а потому замужество становилось заветной мечтой девушек. Ведь если выпускницу приюта, получившую паспорт, сразу же кто - то брал замуж, то ей полагалось еще и небольшое приданое. Те же, кому не повезло, поступали в зажиточные семьи гувернантками.
Взял девушку в жены молодой лесник Влас Антохин, в эти дни приехавший по своим делам в город. Недолго думая, он забрал ее на кордон, где служил лесником в имении Ольденбургских. Кто подсказал ему, что проходят «смотрины невест» в Александрийском, уже не важно, важно только, что девушка приглянулась ему с первого взгляда.
Свадьбу сыграли не шумную, ведь и у лесника родни почти не было. Стали молодые жить-поживать в избушке на кордоне, помаленьку хозяйством обзавелись да детишек рожать начали... Но однажды такая вышла история.
Как-то в непогоду в дом лесника постучали. Открыв дверь, Влас увидел продрогшего принца, который, возвращаясь с охоты на вальдшнепов, попал под осенний дождик и решил обогреться на кордоне. Пригласив Петра Александровича в избу, лесник растерялся.
—Чем кормить-поить дорогого гостя? — растерянно спросил хозяин жену, которая в другой половине дома сидела за шитьем.
—Сейчас что-нибудь придумаем, — ответила та и пошла в сени, где в кладовке хранились небогатые припасы.
Принц огляделся и заметил на подоконнике раскрытую книгу на французском языке. Петр Александрович перевернул ее, прочел название и пожал плечами.
—Кто это у вас по-французски читает?
—Это моя Машенька, — засмущался Влас, — супруга.
—Странно... Кто же она?
—Да княжеского рода, из Оболенских. Знает языки разные. Еще и шьет прекрасно, рисует...
—А где же она сама?
—Сейчас придет на стол накрывать.
Принц с интересом наблюдал за тем, как на белоснежной скатерти появлялась душистая грибная похлебка, пирог с зайчатиной, нарезанный крупными ломтями, копченый жирный налим и даже графинчик с клюквенной наливочкой. Сама хозяйка была очаровательна. Красивый сарафан и шикарная жилетка, пошитая без единого изъяна, сразу выдавали модистку высшего разряда.
Ольденбургский, понимавший толк в одежде, удивился ее наряду не меньше, чем французскому роману, и заговорил с Марией по-французски. Та отвечала без запинки, обнаружив серьезное знание языка.
—Вы просто пропадаете в этой глуши! — перейдя на русский, воскликнул принц.
— Да нет, Ваше Высочество, это же не монастырь. У меня работящий муж, который меня очень любит, малютка-сын... И что весьма восхищает здесь — природа. Единственное, о чем жалею, — мало книг. А хотелось бы больше читать. Я очень люблю поэзию и романы. Но они очень дороги, поэтому обхожусь теми, что подарили в приюте в качестве приданого. Еще у меня есть стихи Пушкина, которые я выучила наизусть.
— А откуда Ваш наряд, голубушка?
— Сама сшила.
— Но Вы же сшили точно так же, как сегодня диктует мода высшего света!
Мария пожала плечами:
— Откуда мне знать, что носят сегодня в Европе, я сама придумала фасон и покрой.
— Я завтра же пришлю Вам штуку материи, чтобы Вы пошили точно такой же для моей маман.
— Хорошо, я сделаю, только и нитки пришлите тоже. А то я вся поиздержалась на них.
Петр снял мокрый охотничий сюртук, который хозяйка тут же подхватила и унесла в сени, где уже попыхивал угольями тяжелый утюг. Принц присел к столу и с удовольствием отведал похлебки, а налив в рюмки стоящую в графинчике наливку, пригласил к столу хозяина. Влас смущенно присел на край крепкого табурета. Затем, выпив рюмку, отщипнул небольшой кусок пирога.
— Хороша вещица, — похвалил свою настойку хозяин. Отведав напиток, принц поморщился, и не столько от клюквенного вкуса, сколько от его крепости.
— Действительно, крепка! Сколько настаивалась?
—Да уж год, пожалуй, на дубовой коре стоял — вмешалась вернувшаяся с сюртуком Мария.
— Я Вам пришлю настоящего французского коньяку, 1856 года выделки. Очень похоже! Только клюквы много не клади, вкус перебивает. Еще по одной, Влас?
— Вы сами, Ваше Высочество, а мне еще по хозяйству.
— Ну, ничего, ничего...
В уголке притихла кошка, мелкий дождь перестал сеять, и в избе лесника стало еще уютнее и тише. Выпив рюмку, Ольденбургский поднялся из-за стола.
— Что ж, пора ехать. Спасибо, хозяин и хозяйка, надеюсь, скоро увидимся.
— Прощайте, Ваше Высочество, — почти хором отвечали хозяева. Не обижайтесь, если что не так!
— Ну, ничего, ничего...
|
|
Вместе вышли во двор. Он блестел на солнце, умытый дождиком. Конь-орловец заржал и подошел ближе. Попрощавшись с принцем, хозяева целый вечер вспоминали нежданный визит.
Продолжение последовало через пару дней. Гонец из дворца доставил леснику огромный пакет. Там была штука прекрасной материи и набор цветных ниток
...Жилетка пришлась принцессе впору. Ее передал смущенный хозяин. К леснику вышел улыбающийся принц и лично пригласил к столу.
— Это из Гагр, грузинских виноделов, а сие французское. Да ты пробуй, не стесняйся. |
Влас отхлебнул от одной и другой рюмки и отер губы платочком.
— Доброе вино. Но наш кальвадос ядреней будет!
— Кальвадос? — удивленно посмотрел на него Петр Александрович.
— Жена так яблочный самогон называет. В том году «славянка» большой урожай дала, вот и выгнали.
Он улыбнулся, отлил в штоф французского коньяка 1856 года, как обещал, и подал Власу.
—Отвези отведать своей княжне и благодарность с этим. Молодец она у тебя! Остаток от штуки забери Марии, пусть себе наряд сошьет, как у маман, но другим фасоном, а то ведь женщины этим сильно волнуются. Княжна все-таки! А сын родится, приглашай на крестины. Петром назовешь — крестным буду.
—Благодарю, Ваше Высочество.
—Ну, с Богом!
Так рассказал мне об этом случае старый профессор и добавил:
— Только не стал мой отец Петром, а то бы сам принц ему крестным был. Да и что с того, что бабка у меня была княжною? Столько лет скрывать приходилось, а то и профессором не был бы. А Рамонь до сих пор люблю: красивая она очень! | 
