|
Деревенька под названием Рамонь стоит уже не одно столетие всего лишь в 25 километрах от Воронежа, в заповедном бору, над застенчиво-красивой речкой с разбросанными тут и там заводями, старицами. Летом здесь царственно цветут такие редкие сейчас белые речные лилии.
А теперь, как говорят краеведы, немного истории. Само слово Рамонь, в отличие от других названий подобно онежских местечек, носящих явные следы татаро-монгольскои топонимики, - истинно русское. Согласно словаря Даля, Рамонь означает «строение под лесом». В других -словарях оно трактуется в принципе так же: «опушка леса», «лес у поля». Издревле эти края, богатые лесом, рыбой и зверем, привлекали и русских людей, и кочевников. |
В эпоху Петра Великого именно здесь, в Рамони. началось строительство русского военного флота. Отсюда в 1711 году знаменитый мореплаватель капитан Витус Беринг вывел через реку Воронеж в Дон, а затем в Азовское море один из первых русских кораблей.
Нынешний облик Рамони сложился примерно в семидесятых годах XIX века: уже тогда здесь находилось имение с сахарным заводом, принадлежавшее царскому двору. В 1879 году царь Александр Второй подарил имение своей племяннице принцессе Евгении Ольденбургской. Через несколько чет архитектор Христофор Нейслер построил в Рамони дворец в староанглийском стиле. Сюда в 1901 году и приехала жить 19-летняя Ольга - дочь императора Александра Третьего и родная сестра Николая Второго. Она стала женой принца Петра Ольденбургского
Не знаю, чем объяснить, но о первой хозяйке Рамонского замка принцессе Евгении Максимилиановне Ольденбургской в Рамони вспоминают не так часто и не столь благожелательно, как о принцессе Ольге. |
|
Оказавшись первый раз в Рамони, я спрашивал у прохожих, как пройти к сахарному заводу, мне отвечали: «Идите прямо, потом через парк Ольги...» - «Какой Ольги?» - «Ну, Ольденбургской. Принцесса такая у нас когда-то жила...»
Есть «парк Ольги», есть «беседка Ольги», есть «Ольгин спуск». Да и сам дворец тоже называют Ольгиным.
Вид со смотровой башни.
Сахарный завод, лес, река. |
С высоты замка открываются глазам настоящие русские дали с синеющим вдали бором, с зеркалами загадочных лесных озер, с золотыми пятнами пшеничных полей. Мне кажется: очень искренние, очень точные и, конечно же, очень «альбомные» стихи написал великий князь Константин, посетив Рамонь:
Хороша она далью лесною
И дворцом над обрывом крутым,
Хороша тихоструйной рекою
И привольным простором степным.
Но милее и лучше и краше,
Гор, оврагов, озер и полей,
Дорогое радушие ваше
С простотой деревенской своей... |
Да, принцессе Ольге было всего лишь девятнадцать лет, когда карета с царскими вензелями въехала в высокие арочные ворота, над которыми каждый час издавали мелодичный звон часы швейцарской фирмы «Винтер». Вряд ли тогда, в 1901 году, хоть кто-нибудь из обитателей тишайшего местечка под Воронежем предвидел, что и сюда докатятся революционные бури, что в великолепных залах дворца запахнет солдатским сукном и конскими седлами, что в гостиной будут стоять сложенные «козлами» длинные солдатские ружья, а в парке, напротив замка, приехавшие «из губернии» пропагандисты, «ораторы», «горланы, главари» будут звать массы на смертный бой с мировой буржуазией и клеймить погрязших в роскоши и разврате всяких там принцев и принцесс, позорно бежавших от праведного народного гнева в свои заграницы...
Но в 1901 году до этих потрясений было еще ой, как далеко. Молоденькая принцесса, считавшаяся в своей семье «не от мира сего», внешне и по скромной манере одеваться напоминала сельскую учительницу, ушедшую в народ. Такой ее запомнили старожилы Рамони – рабочие - сахарники. Такой она выглядит и на единственной уцелевшей фотографии, бережно хранимой местным неистовым краеведом, заслуженным педагогом и журналистом Н. Ильинским. Надо заметить: в ту недавнюю пору, когда в Рамони, как и повсюду, «от выборов до выборов» велись подсчеты «замечательных успехов, достигнутых благодаря...», о принцессе Ольге если и вспоминали, то только недобрым словом: эксплуататорша. выжимавшая из рабочих последние соки. Ее можно было окрестить и «рамонской Салтычихой» - такие творческие находки очень приветствовали местные идеологические бонзы. Поскольку реальных злодеяний за «их высочеством» не числилось, приходилось всячески изощряться. Как это ни смешно сейчас, но даже бобров и благородных оленей, завезенных сюда Ольденбургской (и с которых, собственно, и начался знаменитый ныне Воронежский государственный заповедник), и то называли не иначе, как «пленники принцессы», лишь благодаря революции (а как же еще понимать — пленники?) обретших долгожданную свободу.
В действительности все, разумеется, обстояло иначе: будучи, как и положено хрестоматийной принцессе, привлекательной, умной, талантливой и несчастной в любви (об этом чуть позже), Ольга не чаралалась хозяйственной деятельности. При ней процветал сахарный завод, открылась и конфетная фабрика: шоколадные конфеты с гербом Ольденбургских пользовались широким спросом и в России, и за рубежом. Цена была вполне доступная для зарплаты рабочего. Сейчас о том «сладком» времени напоминают лишь обертки, чудом сохранившиеся до сего дня (кстати, очень красивые), тоже находящиеся в «запасниках» того же Ильинского. При Ольденбургских от Рамони до Воронежа пролегла железнодорожная ветка, имевшая весьма значительный грузооборот: отсюда отправлялись сахар, конфеты, спирт - винокуренный заводик перерабатывал за сезон сотни тысяч пудов бросовых яблок, картофеля - в общем, все то, что сейчас пропадает впустую и в неизмеримо больших количествах. «Экспортировала» Рамонь также хлеб, яблочное тесто в бочках, грибы, рыбу и многие другие продукты питания, которых было в избытке. При Ольденбургских фактически закладывались базы для нынешних научно-исследовательских институтов - сахарной свеклы (ВНИИСС) и защиты растений (ВНИИЗР), сыскавших заслуженную известность у нас в стране и за рубежом. Уже тогда на специальном поле проводились интересные опыты по выведению новых высокоурожайных и засухоустойчивых злаков, овощей, технических культур. Именно здесь, в Рамони, агроном Клинген провел первый научный симпозиум, в котором участвовали профессиональные аграрии со всего Центрального Черноземья. Да и отметившая недавно свой стодесятилетний юбилей рамонская средняя школа также обзана своим рождением не кому-нибудь, а все тем же царственным особам.
Тан кем же она она была на самом деле Ольга Ольденбургекая, - царским «отродьем», ненавидящим и непонимающим свой собственный народ, пресыщенной аристократкой, искавшей развлечений в деревенской глуши? Или же нормальной молодой, высокообразованной и талантливой женщиной. провинившейся перед потомками только одним: тем что родилась принцессой?
Видимо, молва недаром выделяет Ольгу особо из всех других Ольденбургских. Не стерлось из памяти еще то, как во время эпидемии она ходила по рабочим баракам, оказывая больным посильную медицинскую помощь. Да еще, говорят, пошучивала: «Ко мне ничего не пристанет, я же - принцесса...» Много других историй-легенд, которым нет оснований не доверять, довелось услышать в здешних местах. Старый лесник из Новоусманского кордона Василий Федорович Боев любит всем рассказывать про то, как работал во времена принцессы лесником его дед - Никифор Гаврилович:
«В лесу тогда порядок был отменный. За каждым деревом - уход и пригляд. Вырубки делались строго по плану. О браконьерстве не могло быть и речи. А если, к примеру, кому нужен строевой лес, зайди в контору, выпишут без лишних слов. Грибы же, ягоды – бери, не хочу. Дед мой Никифор знал каждую лисью или барсучью нору, все звериные тропы ему были ведомы. Каждую муравьиную кучку берег пуще глаза. Ну и вот, видя такое старание, принцесса ему и говорит: «Никифор, не знаю, чем тебя и отблагодарить. Проси, что хочешь...» А Никифор ей в ответ: «Давно мечтаю обзавестись коровой хороших кровей». «Не горюй, - говорит ему принцесса,- постараюсь твою просьбу исполнить...» Ну и вот: спустя какое-то время дед глянул в окно, а там - целое стадо породистых телятишек: аж 16 голов. Дед их выходил, а потом всю округу завалил молоком, маслом. Но тут революция грянула, а там - борьба с кулачеством. Ну деда моего под микитки - буржуй, говорят, мироед. Он бедный, аж к самому Калинину ездил доказывать, что не мироед. Может, поэтому и уцелел. А коров-то тех, конечно, в расход пустили...»
И снова - к истории. Начиная с 1905 года в Рамони происходят волнения рабочих, чему в немалой степени способствовала деятельность подпольной ячейки РСДРП. Были забастовки. Была - попытка сжечь конфетную фабрику. Пожар удалось локализовать, но убыток был причинен по тем временам внушительный - в 25 гысяч рублей. Никаких акций мести со стороны Ольденбургских не последовало. Из всех дореволюционных «репрессий» документально подтверждается лишь одна: в 1906 году управляющий имением Кох уволил организатора забастовки С. К. Семко...
Как же складывалась дальнейшая личная, гражданская судьба принцессы Ольги Ольденбургской? Из книги Горохова (так, к сожалению, и не ставшей доступной широкой читательской аудитории) «Романовы: судьба династии» мы узнаем, что брак Ольги с принцем Петром Ольденбургским оказался весьма недолговечным. Они были слишком разными, далекими друг от друга людьми, и ничто их не связывало, кроме обоюдного монаршего происхождения, А брат Ольги, великий князь Михаил, однажды познакомил ее с капитаном лейб-гвардии, умным, блестящим (средненьких в лейб-гвардию, как известно, не брали) Николаем Куликовским. Вспыхнула глубокая взаимная любовь. Когда началась мировая война и Куликовский отправился на фронт, Ольга последовала за ним. Она в ранге сестры милосердия ухаживала за ранеными, не раз рисковала жизнью. В 1916 году принц Ольденбургский дал наконец согласие на развод, и Ольга обвенчалась с Куликовским. Любящие сердца соединились, но жизнь их входила в страшную полосу тягчайших и горчайших испытаний. Несколько лет молодая семья скиталась по России, рискуя быть расстрелянной то белыми, то красными. Затем они оказываются за границей: Константинополь, Белград, Копенгаген... В Дании Ольга с мужем и с сыновьями жила до 1948 года, а затем переехала в Канаду, где овдовела, осталась в одиночестве: сыновья жили от нее вдали.
- Рассказывают: однажды случился казус. В Канаду пожаловала с визитом британская королева, знавшая, что в Торонто живет представительница русской царской фамилии. Ее официально пригласили на королевскую яхту. Однако выяснилось, что у русской великой княгини нет даже подходящей для подобного визита одежды. Она намеревалась предстать перед английской королевой в своем обыденном наряде, и лишь после долгих уговоров членов семьи Мартемьяновых (русских эмигрантов, у которых она квартировала), Ольга согласилась потратиться на новое платье. Она долго выбирала подходящее и выбрала вполне «королевское» за тридцать долларов. Для нее это было умопомрачительной суммой...
Умерла Ольга в квартире Мартемьяновых, что располагалась в самом бедном, не престижном районе Торонто.
Скептически настроенный читатель может сказать: а надо ли нам именно сейчас тревожить тени убиенных или изгнанных из страны царей, принцесс, князей, баронов, графов? Их поезд, мол, давно ушел, скрылся за туманами истории. Да, ушел. Но вместе с Ржевскими, Вяземскими, Голицыными, Волконскими и Ольденбургскими от нас ушел золотой запас их умов, их душ, их интеллекта. Тот запас, что только и мог родиться на великих просторах Государства Российского. Тот запас, громадность потери которого мы сейчас ощущаем как никогда остро. Вот поэтому мы должны знать правду о том, какими они были. Правду, которая поможет утвердиться еще крепче в мысли: «Упаси нас, Боже, даже в дни и часы самых грозных потрясений вновь делить народ, то есть самих себя, на «наших» и «не наших»...
П. ВАРФОЛОМЕЕВ,
соб. корр. «Труда».
ВОРОНЕЖСКАЯ ОБЛАСТЬ. |