...2 июля 1942 года тихим-тихим, ранним, молочным детским ут­ром проводила меня мама и брата моего Славу (на полтора года млад­ше меня) в детский санаторий в селе Чертовицком. Это километрах 20-30 севернее Воронежа по Задонскому шоссе и направо. Но нас от­правили рекой на барже, которую тянул катер-буксир. Много было де­тей. Плыли долго, часа четыре. Я и прежде (году в 39-м) был в Черто­вицком санатории, но один, без Славки. На этот раз семья разделилась на три части: отец в тубсанатории, я с братом в Чертовицком, мать с младшей, двухлетней сестрёнкой в Воронеже. Дня через два-три по­ползли слухи: немцы прорвали фронт. Город зверски бомбили...

Руководство санатория приняло решение отвезти детей в город к родителям. Маленький санаторный автобус был набит до отказа. Я успел втиснуться, но для Славки уже не было места, а оставить его я не мог и не хотел. Пришлось ждать второго рейса. Не дождавшись, узнали позже: вблизи города в автобус попала бомба, прямое попада­ние. Там было много детей папиных сослуживцев. Отец узнал о слу­чившемся. Вероятность того, что мы погибли, была велика. А мы со Славкой пытались пройти в горящий Воронеж. Но навстречу катились беспорядочная масса отступающих машин, повозок, бойцов. Мы шли обочиной. Низко летали самолёты. Ясно видны чёрные кресты на крыльях. Листовки: «Граждане воронежцы! Доблестная германс­кая армия пришла к вам, чтобы освободить от тирании жидов и ком­мунистов!».

Раздался необычный, какой-то железный страшный гус­той свист, нарастающий и дикий. Кто-то крикнул: - Бомба!.. В ужасе бросились мы на землю, на траву под деревьями. Раздались взрывы, ударило волной в уши, сознание померкло, заходила, заколыхалась земля. Мы лежали, обняв друг друга за плечи, держась за корявые корни дуба. Смрадный запах тротила. И тишина. Когда встали, уви­дели: всё вокруг изуродовано. Чёрные ямы воронок. И всюду —.на траве, деревьях- кровь, земля, куски человеческих тел. Стоны ране­ных. Четверых красноармейцев мы положили на телегу- с нами были ещё другие дети, была девушка-пионервожатая и ещё кто-то из взрос­лых, видимо, санаторский кучер. Вернулись в санаторий, он уже был пустым. Склад продуктов разграблен. Какие-то люди тащили из са­натория даже матрацы, одеяла, кровати. Раненые к утру умерли... На следующий день начались наши скитания. Небольшой группой мы ушли в лес: несколько детей, пионервожатая и чья-то мама (за кем-то она приехала, но вернуться в Воронеж уже не смогла). Шли лесными дорогами, но даже они прочёсывались «мессершмидтами». Несколь­ко раз попадали под пулемётный огонь. К вечеру пришли в село Ста­рое Животинное, там ночевали. Рано утром нас переправили на ле­вый берег реки Воронеж на большом чёрном смоляном баркасе. За­ливные луга. Когда шли к лесу открытым лугом, нас снова обстрелял немецкий самолёт. Около месяца мы жили на кордоне Песчаном. Было относительно спокойно. Иногда приходили партизаны. Вот тогда у одного парня я увидел впервые винтовку СВТ. Там наблюдали мы неравный воздушный бой. Несколько «мессеров» атаковали наш ис­требитель, видимо, И-15. Лётчик сбил одну вражескую машину, но и его самолёт загорелся. Лётчик выпрыгнул, но слишком рано раскрыл парашют. Немцы на наших глазах буквально иссекли летчика на ча­сти. С кордона Песчаного лесными дорогами мы вышли к железно­дорожной линии, к селу и станции Углянец. Путь был нелёгким и долгим. Не один день шли мы к Углянцу, а дня три. Ночевали в лесу.

У нас были взятые из санатория одеяла. Одно стелили, другим укры­вались. Переходили речку Усмань. Несколько лесных кордонов про­шли в пути: судя по старым и нынешним планам и картам, мы прохо­дили Плотовской и Тишинский кордоны, затем уже полями вышли к Верхней Хаве... Отец нашёл нас под осень в селе Анна, километрах в ста восточнее Воронежа...

«Чертовицкое»

Л. Коннова

Т. Коннова