Наши бойцы так внезапно и дружно
турнули итальянцев из села, что те в панике бежали, побросав оружие, воинское имущество и награбленное за
несколько месяцев временной оккупации
крестьянское добро. Сопротивление
оказывали лишь разрозненные группки фашистов, которых беспощадно истребляли советские танкисты и
пехотинцы...
Честь по чести
встретить освободителей селяне не успели, хотя ждали освободителей и готовили теплый
прием. Передовые воинские части из первого эшелона наступления без остановки погнали гитлеровских вояк,
только к вечеру в освобожденном селе
остановились на ночлег наши воинские
подразделения. В каждой хате воинов
потчевали вареной картошкой; хозяева чудом уцелевших от вечно голодных оккупантов коров щедро поили
солдат молоком; а кто-то выставил на стол, не скупясь ради такого
случая, припрятанные еще с лета 42-го четверти с самогоном. Бойцы, в свою
очередь, делились с освобожденными сухарями
и кашей из полевых кухонь...
Утром эти части ушли. Их сменили другие, в том числе те, которые
отвечали за сбор и оприходование военных трофеев, а также за захоронение наших воинов и погибших на русской земле иноземцев. Не понаслышке зная о том бедственном положении, в котором оказались селяне, до
нитки обобранные гитлеровскими мародерами, наши
солдаты и офицеры "закрывали
глаза", когда старики, женщины и подростки подбирали на улицах и в
огородах, в сараях,
переоборудованных фашистами под
склады для хранения награбленного у
советских людей и собственного армейского имущества, не только узлы со своими
домашними вещами, которые не успели
прихватить оккупанты, но и трофейные шинели, куртки, шляпы с петушиными перьями и -предмет особой гордости мальчишек - мощные
армейские итальянские альпийские ботинки,
которые местные жители окрестили "шкрабами" из-за зубчатых
насадок-ледоходов. Предприимчивые пацаны,
воспользовавшись добротой дядек в
краснозвездных шапках-ушанках, втихаря
умудрились натащить домой и кое-что из такого,
чему быть у них совсем не положено: патроны, гранаты и даже карабины. А
так как не все из них - даже после соответствующего объявления - поторопились сдать смертоносные «игрушки», изъятием последних по хатам - под
рев выпоротых матерями и дедами подростков
- в течение нескольких дней
занимались военные патрули. Но кое-кто из парней припрятал-таки и не отдал гранаты. Уже весной, пытаясь глушить ими рыбу в Дону, один погиб, еще двое остались
инвалидами на всю оставшуюся жизнь...
Уходившая на запад война калечила не только тела, но
и души молодых людей. В конце февраля - начале марта нехорошие слухи поползли по селу про
братьев-погодков Зотьевых. Отец у них пропал без вести на фронте в
первые дни войны, мать погибла при бомбежке станции, где работала телефонисткой, и поэтому жили мальчишки вместе с
почти столетней полуглухой и
полуслепой бабкой. Многочисленная
родня помогала им всем, чем могла. Руководство возрождавшегося колхоза время
от времени выделяло им зерно на размол, а директор школы и сельсоветская власть выхлопотали для ребят
направление в ФЗУ, куда они должны были
уехать летом. В общем, без куска хлеба и миски «болтушки» не сидели.
Жили не лучше, но и не хуже земляков - как все. Но хотелось, наверное, большего. И вот однажды
кто-то из односельчан, ходивший в
райцентр по датам, заприметил братьев
на барахолке, где они выменивали
«Шкрабы» на папиросы. Увидев земляка,
парни шмыгнули в толпу. Но уже через
несколько дней сельские женщины застали их за тем же занятием. Удивил же людей не факт появления парней на
толкучке - в те годы многие товары можно
было приобрести-выменять только там; и
не то обстоятельство, что ребята запасались папиросами и махоркой - подражая взрослым, в отсутствие воевавших с врагом отцов, в лихую военную годину куревом баловались, заглушая постоянное
чувство голода, многие подростки.
Удивились земляки, что у братьев было
с собой аж два мешка редкой обувки, которой даже в селе со складами сумели
обзавестись далеко не все их
односельчане. Страшная правда открылась ближе к весне, когда из-под таявших сугробов в оврагах за селом стали
появляться не захороненные в спешке трупы итальянских солдат. Часть из них - безногие. Причем это были не увечья, нанесенные осколками мин или снарядов. Приехавший из райцентра
участковый милиционер установил, что
конечности были... отрублены топором. Следы привели на подворье Зотьевых - кто-то вспомнил, что
братья в январе-феврале таскали из-за села
домой плащ палатки, набитые, как думали
люди, поленьями дров из разгромленного во время боев колхозного сада. Только
теперь односельчане поняли, ЧТО было
в тех палатках. Да и сами братья,
когда их допрашивали, особо не скрывали, чем занимались почти два месяца.
Принесенные домой отрубленные
обледенелые ноги они оттаивали на
печке, снимали «шкрабы» и потом продавали или меняли их на барахолке...
Наказывать братьев не стали, отправив по весне в ФЗУ.
Судьба сама страшно наказала их, что вызвало новые пересуды среди
односельчан. Сначала, спустя полгода или чуть
больше после отъезда братьев, в село
пришла весточка о том, что старший
из ниx госпитализирован с гангреной
обеих ног. Затем началось заражение крови. Парня врачам спасти не удалось.
Еще через год, едва получив призывную повестку из военкомата, в
больнице окажется и младший из братьев Зотьевых...
...Пройдет
еще пять лет, и он объявится в родных краях на
костылях, с зашпиленной возле
щиколотки левой штаниной, поселится в опустевшей после смерти бабки
хатенке, потом переберется в просторный дом
солдатской вдове с двумя детьми. Они
наживут еще двух совместных ребятишек; вырастят и определят всех. Зотьев
прохромает по жизни почти до пятидесяти лет. И каждый год, на изломе зимы, по невесть какой причине у него
будет открываться - кровоточить и гноиться - рана на левой, с ампутированной в последний военный год стопой, ноге.
И врачи будут бороться за его жизнь,
время от времени укорачивая култышку все выше и выше. Устав от такого существования, он дважды попытается свести счеты с действительностью
через самоубийство. Но его спасут. И тогда он запьет. А умрет не от сивушного самогона, который сам
гнал из свеклы. От заражения крови в результате гангрены, которая вдруг перекинулась
с больной ноги на здоровую и поразила весь организм...
Эту странную историю мне поведал несколько лет назад ветеран
войны и труда, живший в одном из придонских сел. Бывший
фронтовой разведчик, вернувшийся домой весь израненный - живого места нет, но уцелевший, прошедший дорогами
Великой Отечественной с 22 июня 1941-го по апрель победного 1945-го, поседевший в 20 лет после одной из операций в тылу
врага, награжденный многими орденами и медалями, он мог бы многое рассказать о своем
славном боевом прошлом. Но - отказал. Потому
что не любил вспоминать о войне - страшной и кровавой, по его определению, но необходимо, когда речь
идет о защите Родины, работе. Досадуя на то, что срывается запланированный праздничный номер к годовщине Великой Победы - очерк о
герое-разведчике, я стал говорить
убеленному сединами фронтовику
высокие слова о том, что на примере
жизни таких людей, как он, нам надо
воспитывать подрастающее поколение.
"Таких статей в газетах с избытком", - усмехнулся он и
предложил мне написать о том, о чем еще
никто не писал: "И на таких примерах
надо воспитывать подрастающее поколение..." Я доверчиво включил диктофон...
- Пойми правильно, мил человек, - завершил свой рассказ мой собеседник,
- я рассказал тебе деревенскую быль не для того, чтобы ославить
потомков Зотьевых. Я
даже фамилию, которую их отец и дядя опозорили
изменил. За другое обидно до слез. Давно
нет братьев-мародеров на этом свете,
но их грязное дело продолжается. Заезжали
прошлым летом в село "зотьевы" на микроавтобусе. Молодые холеные мужики - по годам мне в сыновья годятся. Допытывались у
старожилов, есть ли где в окрестностях могилки оккупантов. Подкатились с этим вопросом и ко мне. Отвечаю, что не
было меня здесь в годы войны. С врагов
сражался. Один из них аж подпрыгнул
на месте: "И медальки, наверное,
есть?" "Есть, - говорю, - но не
медальки, а боевые награды".
"Уступи. Хорошую цену дам!"
Я пригрозил этой сволочи, что сейчас
вызову участкового. С тем они и уехали. А через день-другой - наверное, кто-то из наших все же проболтался
- погнали мужики хозяйское стадо на
пастбище и увидели разрытую братскую
могилу итальянцев: кости, тряпки,
остатки "шкрабов" - все вперемешку. Собрал я тогда своих друзей - сельских ветеранов - объяснил,
что к чему, никто мне возражать не
стал: в общем, похоронили мы чужих
солдат в своей земле во второй раз...
Вот и думаю порой: в каких школах учились, какими родителями и
как воспитывались те, кто сегодня ворошит прах в могилах, грабит школьные
музеи, ворует или покупает у ветеранов и перепродает на рынках боевые и трудовые награды?
Они, думаю, газет не читают. Но пропиши все же и для них про братьев Зотьевых и настигшее их страшное возмездие. Не люди,
так Бог, рано или поздно накажет и современных мародеров...
Александр Богданов «Голос Рамони» от 18 сентября 2008
года
