|
Памятник воинам-защитникам Воронежа на Задонском шоссе |
Крупномасштабную операцию по овладению Кавказом немцы начали с удара на Воронеж. Захватив город, они предполагали сразу же повернуть свои танковые силы на Сталинград, окружить в большой излучине Дона советские армии и полностью их разгромить. Это дало бы им свободу действий на юге, в направлении на Кавказ. Двинувшись на рассвете 8 июня от Шигров, Тима, Корочи в наступление, немецкие танковые части легко преодолели оборонительные рубежи нашей 40-ой армии и 4 июля подошли к Дону в районе Семилук. Железнодорожный мост через Дон из-за не подвезенной вовремя взрывчатки оказался целым. Немцы восприняли это как неожиданный для себя подарок. |
Настелив на рельсы шпалы, приготовленные неподалеку от моста для ремонта, немецкие танкисты стали переправляться на восточный берег. За ними потянулась пехота. Переправу под Малышевом, где река Воронеж впадает в Дон, нашим войскам тоже не удалось удержать. К утру 6-го июля немецкие солдаты были уже на окраинах Воронежа, а местами и вошли в него.
В распоряжении советского командования, не ожидавшего такого мощного прорыва немцев на Воронеж, находилось недостаточно сил, чтобы отстоять город. Но брошенные в бой полки действовали самоотверженно, дрались за каждую улицу, за каждый дом. Эти жаркие, кровопролитные бои за Воронеж многократно и подробно описаны в исторической и мемуарной литературе, поэтому я не буду их касаться. Малая площадь газетного листа не позволяет детально передать и то, что происходило в эти жаркие, полные дыма и огня, июльские дни с истребительным батальоном. В панике охватившей город и горожан, в суматохе и неразберихе стремительной эвакуации предприятий и учреждений, в дыму полыхавших пожаров, среди потоков беженцев из западных районов области, рекой текущих через город на восток, военные и городские власти попросту забыли о батальоне, не поставили ему никакой боевой задачи, не дали никакого плана действий. Во главе его, на беду, в эти дни находился человек с очень хорошей, незапятнанной анкетой, но совсем не соответствовавший своему месту. Поддавшись паническим настроениям, он покинул свой пост, бросил бойцов на произвол судьбы. Руководство бойцами, инициативу действий был вынужден взять на себя Башта. Военный опыт, чутье старого фронтовика подсказывали ему, что надлежит делать: прежде всего сохранить для дальнейших событий костяк отряда, не дать ему совсем развалиться, исчезнуть в волнах паники, бестолочи, суматошного отступления. В часы, когда немцы уже занимали центральные улицы, а со стен домов сбивали штукатурку их пули, Башта приречными переулками вывел три десятка бойцов из горящего города за реку, - вместе со всем оружием, что имелось в отряде, с большим количеством патронов и гранат в заплечных рюкзаках.
|
Стремясь закрыть врагу дорогу на восток, саперы-красноармейцы взорвали Чернавский и Вогресовский мосты. Между правым и левым берегами оставалась только одна тоненькая ниточка - два Отрожских железнодорожных моста. По ним сражавшиеся в городе войска получали людские подкрепления, боеприпасы, технику. По ним же в ночные часы переправляли в сторону Отрожки раненых. Понимая важность мостов для себя и Красной Армии, немцы упорно стремились ими овладеть. Один штурм предмостных укреплений следовал за другим. А мосты так же упорно защищали поредевшие взводы 125-го железнодорожного охранного полка под командой внешне совсем не военного человека полковника Беломытцева. Силы защитников таяли. |
Взорванный Чернавский мост |
И вот, когда, казалось, мосты уже не удержать, резервы полностью исчерпаны, со стороны Отрожского поселка на подмогу измученным бойцам Беломытцева прибыло подкрепление: маленький отряд одетых в гражданское людей под водительством маленького, юркого, чернявого командира - Антона Ивановича Башты.
ЛОГИКА ВОЙНЫ
На должность командира отряда Башта был утвержден официально, по всем тогда действовавшим правилам: решением городского комитета обороны и горкома партии, перебазировавшихся из Воронежа в Анну. Легко догадаться, какие слова звучали на заседании, когда решался вопрос о новом командире. Фактически у отряда командир есть - Башта, он сумел сохранить отряд в трудных условиях, укрепил в бойцах воинский дух, дисциплину, превратил кучку гражданских людей в маленькое, но крепко спаянное, воинское подразделение. Лучше Башты в командиры батальона трудно найти, но ведь он же... Решение было не быстрым, но в конце концов - единогласным. Листки архивного дела уже желты, хрупки от времени, их края измочалились. Вглядываешься в них и невольно возникает вопрос: как же могло произойти это назначение - при том недоверии к людям, подозрительности, перестраховке, что так культивировались и внедрялись в сознание, в психику, в повседневную практику жизни? А так же точно, как в сотнях, тысячах подобных случаев в ту роковую для страны военную пору, когда враг стоял у стен Москвы и видел в свои бинокли кремлевские звезды, когда пылали разбомбленные Смоленск, Киев, Севастополь и гибла в многочисленных "котлах" наша кадровая армия, про которую пели в песнях, что от тайги до британских морей нет ей равных, она всех сильней... Вот так же, по тем же самым причинам были возвращены из ссылок, тюрем и поставлены снова в строй "враги народа" Рокоссовский, Генерал Горбатов, симоновский Серпилин, вобравший в себя судьбу сотен репрессированных военачальников. По этим же причинам были снова посажены за чертежные доски приговоренные к смерти авиаконструктор Туполев, ракетчик Королев, множество других инженеров, техников, ученых. И только казалось, что снимают припечатанные клейма и снова возвращают в строй, облекают высоким доверием умные, великодушные сталинские государственные деятели, а в действительности это делали не они, это делала, вопреки их воле и хотению, суровая, беспощадно-безвыходная обстановка. Война. Это она неумолимо отсеивала и отбрасывала в мусор мнимые величины, даже с маршальскими звездами в петлицах, выбирала и ставила впереди, во главе, настоящих - и духом, и характерами, и делами, действительно соответствующих труднейшим задачам тех дней, действительно способных выручить, повести за собой, поЛишь только начинали густеть сумерки - к мостам спешили саперы-ремонтники. Они латали дороги возле мостов, деревянное покрытие на рельсах. Работа не сделана еще и наполовину, а с Отрожской стороны уже подбирались тяжело нагруженные "зисы", а на воронежском берегу так же теснились, накапливались полуторки и подводы с ранеными. Большинство среди них было нездешних, но попадались и воронежцы. Истребители Башты их жадно расспрашивали: что в городе, как?
|
Виселица и палачи на площади Ленина. На памятнике вождя были повешаны десятки воронежцев. Снимок найден в вещах убитого оккупанта. 1942 год. |
- Горит - отвечали раненые.
Истребители и сами видели пожары, уничтожавшие город. Они сливались в одно гигантское пламя. Розовое зарево вздымалось над городом в половину неба и ярко светило всю ночь, делая огненной и реку. Работавшим на мостах ремонтникам не требовалось никакого другого освещения, каждый болт, каждая заклепка на мостовых фермах были отчетливо видны.
Под самым носом у немцев, под артиллерийским огнем, бомбежками по три раза в день - но отряд Башты непрерывно численно рос. Что удивительно - приходили и просили принять девушки, женщины. Поколебавшись, их в большинстве случаев брали. Ради бытовой помощи: постирать бойцам бельишко, поштопать рубахи. Чистить картошку на кухне, носить воду, мыть котлы.
|
Наталья Ильинична Бабина почистила картошку день, а на второй решительно сказала: "Нет, не за тем я сюда пришла. Давайте винтовку!"
- Ты ж баба! - пытались ее урезонить бойцы. - И фамилия твоя - Бабина. А ты на мужицкое дело лезешь. Картошка - это ж твоя главная специальность.
- Это почему же - специальность?
- Так ты ж в столовой работала.
- Не в столовой, а в ресторане. Вокзальном. Это во-первых. А во-вторых - я не кухонной работницей была.
- А кем же? Распорядителем зала. Картошку я и в руки не брала, ее другие чистили.
- Раз ты из ресторана - как же ты с винтовкой сможешь?
- А почему ж нет? Винтовку я знаю, изучала. Нормы на "Ворошиловского стрелка" сдала.
- То в тире.
- А в чем разница? Вон среди вас какие, вон тот, например, Зеленовский. Он же старик совсем, никогда даже в армии не служил, лесничий. А с винтовкой. Если он может - так и я смогу!
Бабина насела так напористо, что пришлось уступить ее желанию: дать ей винтовку, патроны. Даже гранаты. В окопе она устроилась домовито, запрятала в углубление бутылку с питьевой водой, воткнула в бруствер свежие дубовые ветки, - для маскировки и чтоб получилась тень для ее головы. Было видно, свое место она уже не покинет, если даже на окоп станет наезжать немецкий танк.
Следом за ней в отряде появился Георгий Матвеевич Колтыков. Ему было лет сорок, но выглядел он гораздо старше. Родился в селе Хвощеватка, недалеко от Воронежа. В семье - 13 детей, а земельный надел лишь один, на отца. Как прокормиться? Едва подрос - мать сшила из старого мешка котомку, и Колтыков отправился в самостоятельную жизнь, на самостоятельный прокорм. Прибился в мальчики на побегушках при одном торговце. Потом попал на строительство железной дороги. Труд - от такого и лошадь сдохнет, еда - лишь голодного червячка заморить, ночь - в холодном грязном бараке, на нарах, где все рабочие вповалку, на соломе. В гражданскую войну Колтыков не раздумывал, на чьей стороне быть. С партизанами Лазо прошел по Сибири, по Забайкалью, получил не одно ранение.
|
Поток бегущих от немецкого нашествия горожан, общая паника вынесли и Колтыкова из Воронежа. Он попал в Анну, даже хорошенько не сознавая, как все это с ним получилось и произошло. В Анне, забитой войсками и беженцами, ему все же удалось найти себе приют в окраинном доме. Добрая хозяйка уступила ему свою кровать, он лег, истомленный дорогой, все тело болело, особенно нога, сразу же заснул, а ночью проснулся - с полной ясностью в своих мыслях. "Что же это я делаю? - сказал он себе. - Лежу тут, на мягкой постели, а там идет за Воронеж неравный бой, сражаются мои друзья, товарищи... А я член партии, партизан отряда Лазо. |
|
Еще не наступил полностью рассвет, как Колтыков встал с постели, поблагодарил хозяйку, вышел из дома - и пошел назад к Воронежу. Он шел быстро, как только ему позволяли израненные на гражданской войне ноги. Навстречу ему, на восток, уходя от горящего Воронежа, шли сотни, тысячи людей, а он один - туда, где стлался дым и бушевало пламя. И, наверное, многим был непонятен этот немолодой, торопящийся на явно больных ногах человек, с таким выражением на лице, как будто там, куда он стремится, в дымном огненном пекле, его очень ждут, он для чего-то там крайне нужен, без него совершенно невозможно обойтись; вот он сейчас придет, поспеет - и с ним все решительно и победно там повернется...
ДАЧНЫЙ ПЕРИОД
Сорок пять суток продолжалась безотлучная "вахта" истребительного отряда у Отрожских мостов. Бойцы устали. Поизносилась обувь, изорвалась одежда. Все по-прежнему были в своем, гражданском, а городские пиджаки и полуботинки не для солдатских дел. К тому же в погоде было уже осеннее: по утрам на траве выпадала белая изморозь, часто сеялись долгие, нудные дожди, после которых земля уже не просыхала, блестела лужами.
Но никто не роптал, не просился с передовой: Если о чем и мечтали, то только - побаниться.
И вдруг Баште поступил приказ: отвести отряд в Сомово, на отдых. Разместились в покинутых дачах. Первые двое-трое суток отсыпались. Только покинув передовую, каждый по-настоящему ощутил, какую тяжкую ношу на себе нес, как истощились силы, нервы.
Антон Иванович Башта понимал: отряд отвели с передовой не просто ради отдыха, что-то предполагается, что-то будет. Скорей всего - большое наступление на город. Все этого хотят, нетерпеливо ждут. И если это случится - истребители не останутся в стороне. Значит, надо готовить бойцов, обучать их самому сложному, что может быть для солдата на войне: тактике боя в населенном пункте.
Что знает казак? Клинок, коня и чистое поле. Но в Николаевском военном училище, которое сделало Башту офицером, преподавали все, что может понадобиться на войне, в том числе и приемы боя на улицах городов и селений. Вспоминая когда-то полученные уроки, Башта выводил отряд на пустынные улицы сомовского поселка, разворачивал в цепь, ставил боевую задачу: вон в тех домах засел противник, надо скрытно обойти его с двух сторон, атаковать, уничтожить.
- Быстрей, быстрей! - подгонял Башта бойцов. - Не медлить в перебежках! Вскочил - рывок, пулей. И снова - в бурьян, в кусты. Противник сзади! – вдруг кричал он. - Нас обошли, окружают! Второе отделение, разворот на сто восемьдесят градусов! Занять оборону! Вон сарай, с чердака бьет пулемет. Укрыться, залечь! Трое с гранатами - ползком! Заглушить пулемет!
Командуя, Башта увлекался сам и увлекал бойцов, возникала иллюзия настоящего боя. Гранатометчики по-пластунски ползли, подбирались к сараю, в чердачные окна летели гранаты, наструганные из деревянных чурок. Лучше всех бросал гранаты Коля Лонгвинов, рабочий паренек: шагов с тридцати, без промаха.
16-го сентября, ближе к вечеру, в расположение отряда прибыли ополченцы с Даниилом Максимовичем Куцыгиным во главе, еще какие-то люди, человек двадцать пять, по виду - будто прямо с колхозного поля: в сапогах, ватных рабочих стеганках, картузах, фуражках. Бросалось в глаза, что одежда и обувь на них крепки, добротны, надеты совсем недавно. Да и сами они тоже крепкие мужики, не робкого десятка, где-то для чего-то специально подобранные. В военном среди них был только один человек: рослый капитан с профессиональной выправкой, который их привел. На нем была короткая зеленная стеганка с портупейными ремнями, а поверх - длинная, до самой земли, шуршащая плащ-палатка.
Майор Беленко из областного управления НКВД на дачной террасе собрал всех командиров и объявил, что создается сводный отряд, предстоит ответственная боевая задача. Она будет объявлена особо, а покаг срочно готовить бойцов, собираться. Женщин ни в коем случае с собой не брать, все они останутся здесь.
Узнав, что наступило, наконец-таки, то, чего с таким нетерпением ждали все бойцы, что отряд отправляется в бой за Воронеж, а их, женщин, с собой не берут, все женщины отряда Башты, а также и те, что были среди ополченцев, пришли в страшное негодование. Почему такая несправедливость? Чем мы хуже мужчин, мы все время были с ними на равных, ни в чем не отставали. Мы не хотим оставаться, все равно пойдем с отрядом, даже если нас не возьмете!
- Не хотите слушать меня - послушайте хотя бы Антона Ивановича, - с трудом вклинился майор Беленко в шум женских голосов. - Он самый опытный из нас в военных делах, он вам скажет - не место вам там, куда пойдет отряд. Вы же не представляете, что там будет. Совсем не то, что здесь. Ну, объясни им, Антон Иваныч!
- Все правильно, - подтвердил Башта. - Но как их не пустить, связать что ли? Их тоже надо понять. Мы ведь одной семьей уже стали. Потребуются санитарки, связные, подносчики патронов, пищи. Всегда нужна какая-то помощь. Пусть уж свои будут, чем кто-то чужой.
В наступающих сумерках сводный отряд построили, разделили на три взвода. Беленко представил командира - того рослого капитана с четким профилем, выправкой, что пришел с бойцами в колхозных стеганках. Бойцы эти были партизанским отрядом с названием "Граница". Капитана звали Петр Федорович Грачев. Беленко сказал, что заместителем назначается Башта, комиссаром отряда - Даниил Максимович Куцыгин. Большинство горожан Куцыгина хорошо знало, он был вторым секретарем Ворошиловского райкома партии, - сейчас этот район города носит название Ленинского. Часто бывал на предприятиях, в рабочих коллективах. Умел говорить на простом, понятном всем языке, никогда не уклонялся, не увиливал от сложных вопросов, отвечал правдиво, как думал и понимал сам. Неулыбчивый, на вид суровый, но на деле - душевный, внимательный к людям человек.
Майор Беленко медленно прошел вдоль строя, внимательно осмотрел экипировку, оружие каждого бойца. Обращаясь к отряду, сказал:
- Среди вас, я вижу, есть пожилые, стало быть - не совсем здоровые люди. Вижу и совсем юную молодежь, даже еще не доросшую до призыва. Мы никого не неволим. Кто чувствует себя не вполне в силах, не совсем уверенно - может остаться. Ничего стыдного в этом нет. Лучше честно поступить сейчас, чем потом, в боевых условиях, вольно или невольно подвести отряд. Сейчас я вас распускаю, можете разойтись. Пусть каждый хорошенько подумает. А через пяток минут построимся вновь. Кто не идет - в сторону, вон туда, к террасе.
Ровно через пять минут отряд выстроился заново. В строю стояли все.
Юрий Гончаров |
