|
|
В начале XIX века Владимир Петрович Веневитинов, гвардии прапорщик и кавалер ордена за отличное несение службы, приобрел «в Москве в Белом городе, в приходе святого архидиакона Евпла» два дома. С тех пор Веневитиновых в Новоживотинном стали видеть еще реже. Все дела здесь вел Данила Иванович - управляющий имением. Но летом хозяева появлялись здесь вместе с детьми. Отдыхали, но в хозяйственные дела старались не вникать, потому что управляющему полностью доверяли. Отец поэта прожил недолго, умер в 37 лет. Его жена Анна Николаевна, княжна, от помещицких дел была очень далека. А шли эти дела не так уж гладко. Жалобы, приходившие в Москву от новоживотинновских крестьян, заставляли думать, что и постоянно пьяная приказчица, и другое сельское начальство не чисты на руку. Появились сомнения и в управляющем - и продуктов, и денег стало поступать из Новоживотинного в Москву гораздо меньше. Пришлось Анне Николаевне в конце лета 1824 года послать в свои воронежские имения сыновей Дмитрия и Алексея. Они должны были по справедливости разобраться с крестьянскими жалобами. |
Несмотря на молодость, Дмитрий Веневитинов был тогда уже известным поэтом. Вполне возможно, что, выезжая в свою родовую усадьбу, на встречу с сельской природой, с Доном, он рассчитывал написать здесь новые стихи. Но картина, которую он увидел в Новоживотинном, потрясла его так, что писать он не смог. Писал, правда, письма в Москву. Но - только письма. Стихи родились уже после возвращения из Новоживотинного:
|
Грязь, мерзость, вонь и тараканы,
И надо всем хозяйский кнут... |
|
В этой «грязи и мерзости» жили только «мужеского пола» 1245 душ. Известно прошение Анны Николаевны Веневитиновой на имя Николая I, составленное ею в 1831 году: «Из числа оставшегося после моего Анны мужа... недвижимого имения, состоящего Воронежской губернии и уеада в селе Новоживотинном — 244, в деревне Кулешове — 8, в деревне Маховатке — 253, Землянакого уезда в деревне Ольховатке — 140, в селе Благовещенском — 330, в деревне Ивановке - 133, и деревне Рубцовой - 137, а всего по нынешней 7-й ревизии — 1245 мужеского пола душ...».
О размерах веневитиновских владений можно судить и по данным сборника статистических сведений по Воронежской губернии, изданного в 1884 году. Из него явствует, что владелец Новоживотинного Михаил Алексеевич Веневитинов — тоже личность известная — имел 1965 десятин пахотной земли, 300 десятин заливных лугов - 1300 десятин леса, 300 десятин пустоши, 121 десятину выпасов.
Известно также, что в 1897 году в Новоживотинном насчитывалось 96 дворов, в которых было 281 человек мужского пола и 359 — женского.
Конец XIX века был ознаменован тем, что в Новоживотинном построили церковно - приходскую школу. Средства на строительство выделили Веневитинов. Это было в 1880 году.
Ну а семь лет спустя в селе жила известная английская писательница Этель Лилиан Войнич. Правда, известность к ней пришла позднее. Тогда новоживотинновцы знали молодую англичанку Лили Буль как гувернантку в господских хоромах Веневитиновых.
Картина Новоживотинного начала XX века во всей своей полноте предстает со страниц книги А. И. Шингарева «Вымирающая деревня». В селе проживало тогда 660 человек. Из них только 43 мужчины и 4 женщины были грамотными.
Имея надельную землю, многие крестьяне отказывались ее обрабатывать: почва была истощена, урожай возвращал лишь семена, да и то не всегда. Некоторые крестьяне арендовали небольшие участки у Веневитиновых. В 1901 году, например, арендовалось 720 десятин по 5 рублей за десятину. Несмотря на сравнительно высокий урожай предыдущего года, денег, вырученных от продажи зерна, едва хватило, чтобы рассчитаться с помещиком за аренду. У самих крестьян хлеба оставалось только для того, чтобы можно было прокормиться до зимы. Арендная плата была так высока, что землю арендовали не все - только 56 дворов. Зато многие так называемые «беспосевные» бедняцкие хозяйства вынужденно арендовали у Веневитиновых стерню на топливо. Платили за нее по 30 копеек за десятину.
Книга «Россия - полное географическое описание нашего отечества» (1902) свидетельствует: помещики братья Веневитиновы имели десять тысяч десятин земли. Это было в 30 раз больше, чем у почти 170 крестьянских семей Новоживотинного и деревни Моховатки.
Изнуряющими были условия работы на помещичьей земле. А. И. Шингарев пишет: «В летнее время рабочий день у помещика тянется от утренней зари с 3-4 час. утра до 9-10 час. вечера, с двухчасовым перерывом на обед и по получасу на завтрак и полдник, составляя от 14 до 16 рабочих часов в сутки при крайней напряженности физических сил работающих».
Почти половина новоживотинновцев уходили в эти годы на отхожие или местные промыслы. Работали каменоломами, плотниками, каменщиками, печниками, сапожниками. А. И. Шингарев пишет, что развит был и так называемый «питомнический промысел»: новоживотинновские семьи брали на воспитание грудных детей из приюта Воронежского губернского земства, получая за это по 20 рублей в пол, Большинство «воспитателей» видело в этом лишь источник заработка. Живя в ужасающих условиях, многие дети умирали. «Одного похоронят, едут в приют за другим».
Всевозможных налогов и сборов с крестьян было немало. Их неуплата грозила полным разорением: уводили с крестьянского двора последнюю кормилицу-корову или даже теленка, лезли в крестьянские сундуки и забирали холсты. Староста, старшина и урядник отбирали даже горшки, самовары и прочую домашнюю утварь.
Небезынтересно отметить, что, общаясь с детьми Веневитиновых, Этель Лилиан Войнич вынесла о них лишь одно воспоминание: «...мы терпеть не могли друг друга». Будучи человеком проницательным, она, видимо, уже в детях смогла рассмотреть задатки жестокости. Во всяком случае, в Алексее и Геогрии Веневитиновых, хозяйствовавших в Новоживотинном в начале века, это качество проявилось весьма четко. Показная помещичья доброта в виде раздачи голодным печеного хлеба или преподнесения гостинцев деревенским ребятам на святки обернулась вызовом солдат из Воронежа, как только крестьяне попросили помещика продать им по сходной пене часть, земли, а также увеличить поденную плату за работу в помещичьем хозяйстве. Крестьяне тогда взбунтовались, но сила есть сила. Наказывали жестоко. Крестьянина Василия Семеновича Журавлева отправили в тюрьму прямо из больницы. А в больницу он попал потому, что его несколько километров гнали плетьми. В тюрьме Журавлев пробыл полтора года, а еще шесть лет был под полицейским надзором. Помещик же мстил его семье еще дольше — до самой революции не сдавай землю в аренду. Дмитрий Иванович Головин был отправлен в ссылку только за то, что был крестьянским ходоком в Государственную думу, просил облегчить участь односельчан...
Все эти события происходили осенью 1905 года. А следующей осенью крестьянские волнения в селе достигли еще одной крайней точки. 2 сентября 1906 года А. Веневитинов вынужден был обратиться за помощью к обер-прокурору святейшего синода. Он писал: «Общее возбуждение крестьян против помещиков коснулось и моего именья Воронежской губернии и того же уезда при селе Новоживотинном. Крестьяне под влиянием усиленной агитации предъявили ряд несообразных экономических требований, проявив и насильственные действия... Крестьяне всем сходом пришли ко мне в усадьбу с заявлением, что всю принадлежащую мне землю признают своей, стали снимать рабочих и увозить мой хлеб...».
Бунт снова был подавлен.
Правда, в следующем, 1907 году, Веневитинов решил продать крестьянам 950 десятин земли, опасаясь новых волнений. Но облегчения новоживотинновцы не почувствовали. Это был новый хомут: каждый год пришлось выплачивать не только очередной взнос за землю, но и полторы тысячи рублей одних процентов. Казалось бы, долг должен уменьшаться. А он, напротив, возрастал. Только к 1956 году рассчитывали крестьяне расплатиться с банком за эту землю...
В 1907 году село постигло бедствие — пожар. Новоживотинное выгорело почти дотла.
Обнищанию деревни способствовали и две войны: русско-японская и первая мировая. В русско-японской, как известно из книги А. И. Шингарева, участвовало 23 новоживотинновца и моховатовца. В первой мировой — в 6 раз больше: было взято в царскую армию 141 человек. Из них погибло — 13, пропали без вести — 11, контужены и обморожены — 10, ранены — 32. Оказались в плену 19 человек.
В начале века в Новоживотинном работали только две небольших лавки. Их торговый оборот был ничтожным. Местный староста имел еще и крупорушку на керосиновом двигателе — никаких других промышленных предприятий не было. Ну а крупорушка эта тоже существовала недолго — была уничтожена пожаром, Раз в год, в день Вознесения, собиралась в Новоживотинном ярмарка. Но она была непродолжительной — каких-то половина дня. Круг товаров, которые здесь продавались, был весьма ограниченным. В основном, это были телеги, колеса, бороны, лопаты и другой сельскохозяйственный инвентарь.
В то время местная церковь вела летопись села — видимо, по совету М. А. Веневитинова. Интересна запись в этой летописи, рассказывающая о поверьях и обычаях новоживотинновцов. Вот несколько строчек из этой записи: «Жители села Новоживотинного исстари все православного исповедания, но как прежде, так и теперь, от потомства к потомству переходят у них языческие верованья, предрассудки, суеверные обычаи и обряды; например, при падежах скота верили, что помор можно уничтожить, если скот прогнать через огонь (смрадный окур) в прорытых насквозь курганах. Если таким способом падеж не прекращался, то женщины, а особенно девушки, с растрепанными волосами, в белых покрывалах обходили ночью все село с криком и шумом, с косами в руках, а мужики тем временем опахивали село сохою...
На Троицу ходят в лес и завивают венки из цветов и листьев, надевают их на головы, веселятся, поют и ходят в них целый день, на другой день идут снова в лес развивать венки...
Под день Ивана Купала (24 июня) в полночь ходят в лес и собирают травы разные, говоря, что травы, собранные в полночь под Ивана Купала, имеют большую целебную силу от разных болезней...».
...Социальная напряженность в селе нарастала с каждым годом, с каждым месяцем. Да и как она могла не нарастать при такой вот жизни, о которой писал А. Шингарев: «Суровая, примитивная борьба за существование доходит здесь до невероятных, трагических размеров. Я не могу забыть одного потрясающего случая в жизни обедневшей семьи в Новоживотинном. Это было в один из годов неурожая после 1903 г. Отец семьи надорвался работой в каменоломне и сидел дома больной, расстроенный. Не было ни хлеба, ни каких-либо сбережений. Мать ушла в соседние села за сбором подаяния. Была зима, она сбилась в поле с дороги и чуть было не замерзла. Долго и тщетно ждали её дети и больной муж. Есть было нечего, у соседей хлеба тоже почти не было. Голодные маленькие дети плакали и приставали к отцу, прося хлеба... Несчастный не выдержал и решил сжечь своих детей и сам сгореть с ними! Он пытался это сделать, натаскав в избу соломы и хвороста, и только случайно зашедшие соседи предотвратили ужасное несчастье. Когда полузамерзшую мать привезли из ближнего села, куда она кое-как добрела, — она нашла своего мужа уже душевнобольным... Какую безмолвную, какую нечеловеческую пытку перенес этот человек, беспомощный и больной, в своей конуре-избе, окруженный голодными детьми? Какая душевная мука привела его к безумному решению и к последовавшему душевному расстройству? И мыслимо ли передать это человеческими словами? Перёд таким размером безысходного человеческого горя бледнеет всякое слово и цепенеет мысль!».
Все ощутимей чувствовалось дыхание 1917 года.
Я. И. Котов, который почти четверть века учительствовал в Новоживотинном, вспоминая о последнем владельце веневитиновской усадьбы, говорил: «При Временном правительстве помещик Веневитинов прожил в имении почти все лето, затем накануне Октябрьской революции удрал на Кавказ, а оттуда будто бы уехал в Англию».
Ну а управляющий имением чуть позднее сбежал тайно, ночью.
Е. Новичихин
"Новоживотинное" |
